– Привет, Агнес Джо, – хором сказали мужчина и Сью.
Том был озадачен. Здесь что – все с ней знакомы?
– Привет, дорогуши.
Когда Том посмотрел на нее, он был ошеломлен. Она надела красивые брюки – несомненно, растянутые до предела, но все равно красивые, – роскошный свитер и уложила волосы. Также она нанесла легкий макияж и выглядела заметно моложе. Лэнгдон мог только таращиться на столь разительное преображение.
– Привет, – промлямлил он.
– Здравствуйте, Агнес Джо, – сказала подошедшая официантка. – Вам как обычно?
– Да, только добавьте лука.
– Как я понимаю, вы много ездите поездом, – заметил Том, когда официантка отошла.
– О, я обожаю поезда и попутчиков. Хорошие ребята. Одно время пробовала летать – собственно, я пилот с лицензией, но предпочитаю поезда.
С точки зрения Тома, образ Агнес Джо, втиснувшейся в кабину двухместной «Сессны», сжавшей мясистыми пальцами ручку управления и поставившей ножищи на педали, был близок к галлюцинациям.
Незнакомый мужчина повернулся к Сью:
– Говорите, вы занимаетесь здравоохранением?
– Здоровой пищей. Я торговый агент. Раньше была помощником юриста, но не смогла и дальше работать на законников.
Что ж, Том тоже был сыт по горло видом americanus legalis cannibalis[21]: наобщался в процессе развода плюс недавний случай с Гордоном Мерриузером. Он поднял бокал в знак сочувствия.
– Что вам известно о женьшене? – спросил мужчина.
Ему было за пятьдесят, на вид он казался обычным бизнесменом, хотя некоторые довольно странные черты отличали его от коллег. Так, он открывал рот очень широко и втягивал воздух, как будто его не хватало. Затем глаза выкатывались так, что у Тома создавалось впечатление, что мужчина в любой миг рухнет головой в салат. Еще он облизывал губы так часто, что, можно подумать, язык вот-вот забьется в судорогах или попросту отвалится. И, наконец, у него имелась невероятно раздражающая привычка надуваться так, будто он собирался что-то сказать: губы тряслись, толстая шея дрожала, глаза часто моргали, руки вздымались к небесам – казалось, вот-вот извергнется некая мудрая фраза или, по меньшей мере, скандальная сплетня, после чего все сдувалось и мужчина преспокойно ловил оливки в своем бокале. После того как он проделал эти бесящие движения в четвертый раз, Том с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на него.
– О женьшене? – переспросила Сью. – Вы имеете в виду растение?
– Да. Позвольте пояснить, почему я об этом спрашиваю. – Он посмотрел на всех с заговорщическим видом и понизил голос: – Я встретил одну женщину. Азиатку или лицо восточного происхождения – не помню, какой там политкорректный термин употребляется в наши дни. Кажется, не «узкоглазая», нет?
– Нет, – сказала Агнес Джо. – И не надо продолжать эту тему, пожалуйста. Толерантность и уважение к другим культурам – основа мира во всем мире. К тому же у меня есть предки японского происхождения.
Том поглядел на эту великаншу и задался вопросом, отразились ли на ней как-то гены этих предков. А ее лексикон и манера речи заметно улучшились. Что это было?
Незнакомец продолжил:
– Да, верно. Прошу прощения за неудачную шутку. Так вот, этой женщине, кажется – ну, вы понимаете, – приглянулся я. А мне определенно приглянулась она. Как-то вечером мы ужинали вместе, и она завела речь о женьшене. Короче говоря, она прислала мне настоящий женьшень. Полагаю, он из Китая.
– Вообще-то, женьшень выращивают и в Висконсине, – заметила Сью, намазывая на булку еще больше масла: хлеба под ним уже не было видно. – Местная почва идеально подходит.
Том уставился на нее. Почва Висконсина идеально подходит для женьшеня? Ему это казалось безумным, но разве он в этом разбирается? Быть может, «Грин-Бей Пэкерс»[22] все поголовно фанаты женьшеня.
– В Висконсине – допустим, – сказал мужчина, – но суть в том, что она мне его прислала, а я не уверен, что с ним делать. Я хочу узнать – женьшень готовят, или пьют, или что?
– Она его прислала, но совсем необязательно его употреблять, – заметил Том.
– Гм, – ответил собеседник, нервно глядя на женщин, – предполагаю, она дала мне его… ну, вы понимаете… потому что он повышает эффективность определенных функций организма. По крайней мере, на это она намекала. Еще, добавлю, она гораздо моложе меня.
Том начал понимать, к чему тот клонит, когда вмешалась Агнес Джо:
– Ты хочешь сказать, с женьшенем ты сможешь кувыркаться в постели, как молодой жеребец, с женщиной вдвое моложе и она не будет чувствовать, что занимается самообманом со старым мешком костей.
После долгой паузы мужчина наконец ответил:
– Примерно это я и подразумевал, да.
И снова начал всасывать струю воздуха и с новой силой набросился на свои оливки.
– Я бы лучше приготовила из него настой, – продолжала Агнес Джо, пронзая мужчину взглядом, – и ввела тебе шприцем прямо в вену. Сделай так перед тем, как отправиться в постель, затем выбегай из ванной, крича и колотя себя в грудь, как Тарзан, и набрасывайся на нее. Я слышала, азиаткам это нравится.
Тот посмотрел на Тома глазами раненого оленя, явно ожидая мужской поддержки. Но Лэнгдон смог произнести только:
– Я тоже слышал такое… дорогой.
И одним могучим глотком осушил стакан водки.
Заказав себе еще бокал мерло, он съел ужин, который оказался превосходным. Затем Лэнгдон огляделся по сторонам и увидел, что за одним из столов оживленно дискутировали два мусульманина и индеец. Все улыбались, так что по крайней мере спор не выходил за рамки приличия. За другим столом к привлекательной афроамериканке средних лет явно подкатывал красивый молодой кореец. Она отмахивалась от приставаний, добродушно подшучивая, но, как видел Том, была польщена. Какие-то бизнесмены ужинали за одним столом с дамой с картами Таро. Она изучала их ладони и даже разложила карты перед остатками цыпленка-гриль. Она методично нанизывала на вилку фирменный титулованный чизкейк «Кэпа», а корпоративные акулы, отложив на время телефоны в сторону, внимательно ее слушали.
Том мог лишь покачать головой. Женьшень, летающая Агнес Джо, пассажиры всех рас и вероисповеданий, быстрое сближение олицетворяющих власть денег коммерсантов и олицетворяющих капризы судьбы Таро смешались в сердечном застолье: быть может, в атмосфере поезда и впрямь было нечто особенное. Допивая мерло, он поражался, насколько тихо и медленно несется поезд по рельсам… со скоростью ноль миль в час.